Оракул сказал, что хочет скопировать себя в мозг предателя. Что ж, пожалуйста, Тэньши получит по заслугам, Рыбак – новое тело, доктор Мураками – свой гонорар и толику удовлетворения от свершившейся мести. А господин Сакамуро – то, за чем он так упорно гоняется все эти годы. Память, украденную вот этим крысенком, Антоном Зверевым.
Но с появлением безумного самурая по имени Глеб все вышло по-другому,
Доктор Мураками оказался в компании оживленно беседующих Тэньши и Зверева. Японец не понимал из разговора ни слова, но ему показалось – яростно трясущий головой хакер изо всех сил что-то отрицает. А Тэньши пытается его убедить.
Во время очередной тирады Зверева Тэньши повернул голову, взглянув на Мураками. Давая понять: он в курсе, что доктор пришел в себя,
Мураками подумал: теперь-то месть Электрической Крысе предстает полной бессмыслицей. Вроде желания отшлепать своего давно выросшего и покинувшего дом сына. Что в этом новом Тэньши от старого? Кроме, разумеется, тела.
Тэньши, которого знал Харуки Мураками одиннадцать лет назад, добил бы его, пока он лежал без сознания.
Доктор Мураками осторожно, чтобы не тревожить рану, перевернулся на спину. И с тоской подумал, что, наверное, ему пора на пенсию.
«Одержимый», который в своей прошлой, человеческой жизни был хакером по прозвищу Электрическая Крыса, внимательно наблюдал за доктором одним из своих многочисленных сверхчувств.
Убийство не представляло для него проблемы, Собственно, разница между жизнью и смертью укладывалась для него в одну смысловую единицу, крошечный бит информации: 1 = жизнь, 0 = смерть.
Но он переключал людей между этими двумя ячейками, только если они представляли угрозу его собственному существованию. Или служили помехой его целям, трудно описуемым с позиций человеческого мышления.
Доктор Харуки Мураками не представлял собой угрозы. И мог оказаться даже полезен.
– Ну вот, я же говорил. Это перебои с электричеством, – Антон подумал секунду. – Или авария.
В этот раз лифт застрял, чуть-чуть не доехав до этажа. Двери приоткрылись, и далеко внизу замаячил пол. К сожалению, чтобы пролезть в образовавшуюся щель, надо было быть кошкой. Или «призраком» в Виртуальной Реальности.
– Ты недостаточно сильно пожелал, – возразил Тэнъши. – Но ты делаешь успехи. Тебе необходим более сильный толчок. Стимул.
Антону явственно послышался подвох в последней фразе. О каком стимуле идет речь?
– О твоей жизни, – охотно пояснил «одержимый», слышавший мысли Антона не хуже слов.
Что-то холодное, металлическое прижалось острым изгибом к горлу хакера. Запах крови. Серп Жнеца, отведавший плоти хозяина.
– У тебя есть триста секунд, чтобы по-настоящему захотеть света, – известил Антона Тэнъши. – Если спустя это время лифт все еще останется на месте, я вскрою тебе сонную артерию. Поторопись,
Захотеть. Понятно, что этот урод не шутит, чувство юмора не для «падшего». Захотеть по-настоящему. А как это – по-настоящему?
Хорошо, что он не считает вслух, было бы невозможно сосредоточиться. Плохо, что считаю сам. Сто двадцать один, сто двадцать два… Я хочу, чтобы лифт поехал! Нет, бред какой-то. Это вам не молниями кидаться. Да и с молнией вряд ли получилось бы. Дерьмо! Это же не Виртуальная Реальность! Здесь так не бывает, не бывает, не бывает…
– У тебя осталось сто пятьдесят секунд.
Пошел ты… Нет, нельзя отвлекаться. Локтем ему под дых… Стоп. Думать о свете. О том, как меня достала эта темнота. О загорающихся лампах, О восходе солнца. Елки-палки, да я не помню, как он выглядит, восход!
– Сто двадцать секунд.
Нет, это все ерунда. У меня не получится. И ни у кого не получится. По эту сторону чудес не бывает. Но как же не хочется… Раньше было плевать, но теперь не знаю, что с Мартой. Бедная девочка.
– Шестьдесят секунд.
Кто-то стонет. А, это Женька. Боится темноты. Я тоже боялся. В детстве. Отец приходил в комнату и сидел со мной, а выходя, оставлял дверь приоткрытой. Надо же, помню. А еще?
Аля всегда просила зажечь свет, говорила, что ей нравится на меня смотреть. А чего было смотреть? Худой был, как палка, жрать тогда приходилось одни водоросли. И это помню.
И вот это, хотя лучше бы совсем забыл. «Танец светляка». Меня мажут светящейся краской, в клубе гасят свет. Я иду между столиками, а меня щупают в темноте. И я не вижу ничего, кроме рук, руки со всех сторон. Темнота, будь она проклята. Все бы отдал, чтобы повернуть долбаный переключатель и увидеть эти рыла. А на следующий день узнать их где-нибудь в узком переходе.
Или потом, когда лез в «Картель». Первый раз стукнуло нейрофагом и выпало зрение. Полностью, коллапс нервов. Сработал предохранитель, базис отключился, а я все лежал, как на дне глубокого черного колодца. Хлопал бесполезными веками и думал – да появится когда-нибудь свет!
Щель между приоткрытыми дверьми лифта сошлась в тонкую черную линию. Блеск ламп отразился от белых, кое-где испачканных алым стен. Перестал скулить майор Климентов, ошеломленно замигал глазами японец, Тэньши отвел в сторону угрожавший Антону серп. Хакер принялся яростно растирать онемевшую кожу над адамовым яблоком.
– Триста двенадцать секунд, – сказал Тэньши. – Неплохой результат для человека.
Прежде чем хакер сделал шаг из осточертевшей кабины, где его чуть не пристрелили/трахнули/зарезали, он увидел человека в сером костюме. Человек целеустремленно шагал по коридору в направлении лифта, а заметив Антона, принялся махать рукой и побежал.
Антон посмотрел на себя. На нем была зеленая роба Жнеца, а в руке он держал «ехидну». Приближающегося незнакомца это не пугало. Значит, вероятнее всего, он связан с террористами. Может быть, лично знаком с парочкой мертвяков, валяющихся в коридоре. Антон, не глядя, стукнул по кнопкам. Дверь закрывалась с нервирующей медлительностью, но человеку в сером до нее оставалось больше десяти метров.